Фониатр — это ЛОР-врач с узкой направленностью: он занимается именно голосовыми связками (и велит называть их по-научному — складками. Но я привыкла к «связкам»).

Он хорошо знает, как выглядят связки здоровые и по-разному больные. К нему мы, преподаватели голосовых дисциплин, отправляем своих учеников, услышав в их голосах специфические признаки, призвуки, поведение голоса, говорящее о каком-то болезненном проявлении, а не «голос просто не слушается».

Это, кстати, важный момент — уметь на слух и по ощущениям понимать, эта проблема с голосом медицинского или педагогического характера. А то есть — голос, например, звучит как-то глухо из-за чего? Из-за того, что человек не натренировался им пользоваться? Или из-за того, что у него там, например, острое/вялотекущее воспаление? Ну и действовать соответственно этому пониманию.

Важное вынесенное с неё: если голосу плохо — это не норма. Доктор Лев Борисович Рудин приводил пример с преподавателями школы, которые в подавляющем большинстве считают, что осиплость при большой голосовой нагрузке — это норма. А ведь это ни разу не так. Наоборот, надо при первых симптомах идти и разбираться, почему так происходит.

По своим наблюдениям (и как ученика, и как учителя) могу сказать, что причин такого дела бывает много, и порой они кажутся ну вот вообще не связанными одна с другой. Однако… Например. Как может быть связано плохое владение методикой с осиплостью голоса? А вот вариант: преподаватель теряет нить повествования, или рассказывает неинтересно, сам путается, детей увлечь предметом не может. Дети начинают шуметь, галдеть. Преподаватель пытается их урезонить, повышает голос. В первый раз это срабатывает, а потом дети уже не боятся, продолжают шуметь. Преподаватель ещё повышает голос…

Или: преподаватель говорит ну очень интересно, но тихо. Только первые парты его слышат. Но не все же одинаково увлечены предметом, чтобы до посинения прислушиваться. Внимание рассеивается, и вот уже полетели бумажные самолётики, записочки, пошли перешёптывания и сдавленный смех. Бедный преподаватель тужится говорить громче, но что-то не даёт ему этого делать. (По моим наблюдениям, тут часто работает борьба с самим собой, когда тебе когда-то велели молчать, и ты это в себя впитал на уровне мышц, а теперь пытаешься одновременно и молчать, и громко говорить).

Поэтому — если голосу плохо в пении, на работе (не только преподавательской), да и в жизни вообще — это не норма, это не «такая уж судьба», «мне не дано» и проч. Голосом пользоваться надо? Надо. Нам всем надо — каждый божий день. Значит, и проблему с голосом тоже надо решать. Когда — у фониатра. Когда — у преподавателя вокала и постановки голоса. Когда — на курсах ораторского мастерства. Когда — у психолога.

Эта тема мне близка и важна — сейчас я пишу книгу по вокалу и создаю курс вокального мастерства (названия уже придумала, но пока буду держать их в страшной тайне).

Чтобы сделать и то, и другое, нужно разложить по полочкам свои знания и понять, как, что, в каком виде и объёме (и зачем) подать вам, моим слушателям и читателям. Что вам пригодится и будет полезно.

Анна Марковна Бруссер сказала очень важную вещь: педагог занимается не самовыявлением, а выявлением своего студента.

Мне кажется, этой фразой можно объять всё на тему выявления ЦА, её потребностей, пути клиента и т. д. Просто сосредоточься на помощи человеку проявить себя, и всё:)

Однако преподаватель должен выявлять и самого себя — но через себя же. То есть: исследовать себя и свои можно и нельзя, свои принципы, свой опыт, свои интересы в профессии. Этакий монолог с самим собой на тему «что я люблю».

Поэтому и книга, и курс у меня будут в таком разрезе. Наверное, в этом и есть мастерство: соединять то, что нужно другому, с тем, что нужно тебе. Буду стараться создать их именно так.

Анна Марковна говорила про преподавательскую индивидуальность — кто как делает, кто как даёт.

Ведь, по большому счёту, мы все учим одному: как владеть голосом. Принцип работы дыхания — один, голоса — тоже. Значит, мы все говорим об одном и том же. Но — разными словами. И кому-то подойдёт опыт одного преподавателя, кому-то — другого. То есть проявление преподавательсвой индивидуальности для меня — это не про какую-то революционно-новаторскую идею даже, а про личность самого человека.

У каждого преподавателя свой набор упражнений, техник. Своя пследовательность этих упражнений.

Например, я долгое время сначала ставила дыхание — потому что так запомнила. А сейчас пришла к выводу, что сначала мы смотрим, в том ли месте точка управления дыханием — в груди ли, в животе ли, — корректируем её, и всё, для первого этапа этого достаточно. Дальше занимаемся звучанием. А спустя какое-то время, когда голос готов принять новый объём ресурса, новый голосовой бюджет — уже вплотную начинаем заниматься дыхательными упражнениями, «ставить дыхание».

Думаю, вот она — преподавательская иднивидуальность, ложащаяся в основу методики.

Мы звучим не одним только голосом — да сам один он бы и не прозвучал: связки крошечные, 2 сантиметра или около того. Для звучания нам требуются усилители — резонаторные полости, расположенные по всему телу. Их-то мы и провоцировали.

Хорошую мысль высказала Вера Петровна Камышникова: достать резонирование, усилить звук — это одно, а привыкнуть к такому звуку у себя — это другое.

Согласна. Мы часто знаем, что можем громко-сильно-звучно, но не готовы к себе таким и к реакции окружающих, боимся. Поэтому тут важно подходить с обеих сторон — помочь зазвучать и помочь привыкнуть.